Олег Кулик

                               ВГЛУБЬ РОССИИ

               (о стереотипах и новых кодах)

Людмила Бредихина

1997

В России процесс самоидентификации всегда был мучительным занятием.

Сегодня, как и в начале прошлого века, она влечет за собой пересмотр всех привычных культурных и исторических ценностей. Продолжать и дальше говорить о таинственной русской душе становится неприлично. Есть смысл обсуждать менее таинственные вещи.

Двойственность и андрогинность

Неожиданные качества России часто удивляли русских исследователей и наблюдателей со стороны. «Россия не часть человечества, она существует, чтобы преподать ему урок», - писал Петр Чаадаев в конце XIX века. «Неопределенность ощущений есть наследие духовной жизни первобытного человека, она сохраняется среди русских людей в отличие от других народностей», - бесстрастно заметил доктор Фрейд в начале следующего. Российская склонность выйти за пределы человеческого и ее проблематичная близость к некой первичной духовности нашли экстравагантное продолжение в работах Олега Кулика, который неожиданно для всех превратился в собаку.

Андрогинность, еще один существенный для русской культуры код, в интерпретации Кулика  неожиданно становится неделимым целым, соединившим человека и животного. Эрос в зоофренической транслитерации Кулика безрассудно зовет его  искать сексуального партнера, и одновременно собственное alter ego, в существе другого биологического рода (после войны полов, где победителей нет, а поля сражений покрыты трупами наших желаний, этот жест кажется почти логичным). Танатос тем временем подталкивает Кулика к суицидальному вторжению в коровью вагину - желанию умереть и родиться  заново в ином качестве, подобно Крошечке-Хаврошечке. Эта программа, несмотря на пугающий физиологический прагматизм,  предлагает весьма энергичный вариант преодоления  русской аморфной духовности.  

Агрессия и морализаторство

Лая и кусаясь, агрессивный, ползающий внизу голый человек по сути остается абсолютно беспомощным перед любым социальным установлением. Агрессивность Кулика-собаки не что иное  как отчаянное морализаторство человека, разочарованного в ценностях современной культуры, ее перспективах и языковых возможностях. Неудивительно, что для Кулика принципиальной фигурой остается великий моралист прошлого Лев Толстой с его критикой социального устройства и литературного языка.  

Действия Кулика обнаруживают две взаимоисключающие тенденции, равно характерные для современной России. Его внутренняя агрессия и внешняя непредсказуемость совпадают с  глубоким и мучительным поиском истины в собственных, непрозрачных и душных глубинах. Напрашивается сравнение с русским авангардом начала века, когда агрессивная энергия великой Идеи уводила в метафизический космос, тупик особого рода. Агрессивный человек-собака и безумно энергичный исследователь глубин коровы дают общее представление о новых/обновленных кодах российской реальности.

Мечта о реальности

Вопрос о том, как превратить сегодняшний хаос в порядок завтрашнего дня  - вечный вопрос, на который Россия не может найти ответа. Русская культура ударена реальностью. Симптоматичным для нее является утверждение Достоевского: «Жизнь в высшей степени отвратительна, и все-таки она не какое-нибудь извлечение квадратного корня». Проблематичные корни и постоянная переоценка ценностей,  утрата традиции, ставшая традицией, прорастает в российском сознании недоверием к любой причинно-следственной связи или концепции порядка - любому «извлечению квадратного корня». И сегодня, похоже,  больше чем когда-либо зреет упорное желание любой ценой обрести пусть неконвенциональную, но истинную, абсолютную реальность (желание тем более безумное на фоне тотальной экспансии реальностей виртуальных).

В России это желание отсылает к утопизму русского авангарда, космической черной пра-вагине Малевича, к искусственным коровьим недрам Кулика, который приглашает желающих, чтобы обрести абсолютную реальность, последовать за ним – «вглубь России». Здесь, как и в снах пациентов доктора Фрейда, чем глубже ты погружаешься, тем ближе к той невозможной реальности, которая существует помимо концепций и квадратных корней – на тактильно-чувственном, животном уровне.

Видеофильм в коровьем животе из папье-маше, куда зритель должен войти вслед за Куликом, не есть реальность - лишь еще один ее суррогат. Новый, внутриутробный код мог бы проиллюстрировать зрителю старый иррациональный славянофильский аргумент о пространстве, непостижимом для западного   ума - «пространстве по ту сторону философии» (все в той же реальности!). Но скорей всего мы будем вынуждены просто посмотреть, не в слишком удобных позах и задыхаясь, как выглядит русская мечта об абсолютной реальности.